Энигматист [Дело о Божьей Матери] - Артур Крупенин

…Как тяжело! Я едва ли чаще чем раз-другой в месяц вижу предмет моих воздыханий — наши пути по-прежнему не пересекаются — и невероятно от этого страдаю, выливая чувства на бумагу.

Читая эти строки, какой-нибудь патриций недоуменно вскинет бровь: ужель подобные мне склонны к тонким переживаниям? И я тут же отправлю невежду к комедиям Цецилия и вызывающим у зрителей рокот одобрения строчкам о том, что «часто под жалким плащом скрывается мудрость», а также к трудам Сенеки, утверждавшего, что «высокая душа может жить и в рабе», будто переча напыщенному Цицерону, столетием позже категорично заявившему: «Из мастерской не может выйти приличного человека». Ну кто бы говорил! А сам-то, сам, тоже мне, верх добродетели — на старости лет, наделав долгов, бросил верную жену, с которой прожил двадцать семь лет, и ради денег женился на богачке. И еще имел наглость после этого рассуждать о приличиях. Уж не к своей ли собственной совести этот поборник римской нравственности обращал свое знаменитое «О tempora! О mores!»?

Глава XXVIII

Вот тебе раз! И тут тоже замешаны новоязычники? Случайность? Нет, такого совпадения просто не может быть. А что, если между религиозными организациями двух стран существует что-то наподобие «договора о дружбе и сотрудничестве»? И как это выяснить?

Лучко беспрестанно переадресовывал мучившие его вопросы Стольцеву. Не находя ответов, Глеб решил по телефону обратиться за советом к Ди Дженнаро.

— Как? Ты в Италии и даже не предупредил? — с обидой в голосе спросил дон Пьетро.

— Прости, все произошло в пожарном порядке.

— Видимо, по поводу иконы?

— Да, точно.

— Ну и как, нашли?

— В том-то и дело, что нет. Возникли непредвиденные трудности.

— Я могу чем-то помочь?

— Как раз об этом я и хотел попросить. Я уже выслал тебе электронное письмо со всеми подробностями.

Вокзал Санта-Мария-Новелла, названный в честь близстоящей церкви, чей прихотливо инкрустированный мрамором фасад придает ей сходство с гигантской шкатулкой, находился буквально в десяти-пятнадцати минутах езды от отеля. Глеб, однако, решил пройтись, чтобы не спеша полюбоваться средневековой архитектурой.

Поезд Рим-Флоренция прибыл с небольшим опозданием. Спустившись на перрон, Ди Дженнаро помахал Глебу и, обернувшись, церемонно помог сойти молодой женщине.

Сграбастав Стольцева в объятиях, Ди Дженнаро представил даму:

— Франческа Руффальди.

Женщина очаровательно улыбнулась, слегка наклонив голову. Взяв такси, они направились в заранее забронированный отель, которым оказался престижный «Вестин-Эксельсиор».

— Франческа — тот самый специалист в области истории религии, о котором я тебе писал, — уточнил Ди Дженнаро, явно наслаждаясь впечатлением, произведенным на Глеба синьоритой Руффальди. — Она преподаватель Ватиканского университета и автор целого ряда блестящих работ… — принялся озвучивать послужной список Франчески дон Пьетро. Затем он вкратце рассказал о научных достижениях Глеба, не забыв туманно намекнуть на некий «дар, отсутствующий у кого-либо из коллег».

— Я видела ваш интернет-сайт. Впечатляет, — сообщила Руффальди.

Глеб кивнул в знак признательности.

— Франческа сама любезно вызвалась нам помочь после того, как я рассказал ей об истории с иконами. Тебе ведь нужен специалист, не так ли?

— Еще как, — подтвердил Глеб, не в силах оторвать глаз от специалиста.

— Вот и славно. Возможно, мне вскоре придется тебя оставить. Неотложные дела, знаешь ли. Но Франческа останется и сможет тебя проконсультировать.

— Превосходно! — воскликнул Глеб, воодушевившись чуть более, чем того требовали приличия. Хотя Стольцев и обрадовался встрече с добрым другом, все его внимание было привлечено к спутнице дона Пьетро. Кроме очевидной утонченности в ней было еще что-то, что будоражило чувства Глеба.

Несмотря на скромную цветовую гамму делового костюма, полное отсутствие макияжа и украшений, госпожа Руффальди и сама по себе чем-то неуловимо напоминала ювелирное изделие, выдержанное в строгих линиях и выполненное в единственном экземпляре чрезвычайно даровитым мастером. Всё — от взгляда до походки — было в этой женщине нестандартным. Ее внешность и манеры смахивали на результат кропотливой, ручной работы Всевышнего, как будто уставшего от «конвейерных» тел и лиц.

И не то чтобы она была писаной красавицей, нет. Нос, при ближайшем рассмотрении, можно было посчитать чуть-чуть крупноватым, а фигуру, пожалуй, чересчур худощавой. Но излучаемое каждой черточкой очарование было столь неотразимым, что Глеб лишь немалым усилием воли заставил себя перестать пялиться на пассажирку, оживленно щебетавшую на заднем сиденье.

Вечером Ди Дженнаро пригласил Руффальди и Стольцева на ужин. Глеб предпочел пойти в ресторан один, оставив Лучко в номере. Тот нисколько не обиделся, лишь поинтересовался, где можно найти не особо дорогой фастфуд, вроде вездесущего «Макдоналдса». Глеб честно предупредил капитана, что ближайшее предприятие быстрого питания, скорее всего, находится в Милане — деловом центре страны и, пожалуй, единственном городе, где итальянцы скрепя сердце сподобились принести в жертву «желтому дьяволу» самое дорогое, что у них есть, — большую и чистую любовь к вкусной, неспешной еде.

Еще раз объяснив капитану, как пройти в таверну, где они ели накануне, Глеб посчитал свой долг исполненным и отправился на Виа Боккаччо, где находился выбранный Ди Дженнаро ресторан.

Не рассчитав время и придя раньше условленного срока, он с помощью официанта разыскал зарезервированный доном Пьетро столик и заказал себе бокал розового вина.

По первому впечатлению название «Ло-Страваганте» подходило заведению как корове седло. Вручную крашенные в синий цвет стулья и деревянные панели на стенах скорее соответствовали недорогой таверне, чем ресторану, не без претензии нареченному «Экстравагантным». Впрочем, в Италии злачные места обычно встречают не столько по одёжке, сколько по «жарёшке».

Беглый просмотр меню успокоил Глеба. Цены оказались вполне демократичными, а еда, к его большому облегчению, — вполне традиционной. Никаких выкрутасов, никакого, слава тебе господи, «фьюжна» — это слово в лексиконе Глеба было ругательным. Он от всего сердца верил, что новомодные кулинарные изыски никогда не смогут встать рядом с рецептами, обкатанными на миллионах едоков за долгие столетия или даже тысячелетия. Кухня — это вам не живопись. Откровенную халтуру здесь за новое слово в искусстве не выдашь, ибо глаз человека обмануть еще можно, мозги ему запудрить — тоже, а вот желудок и вкусовые рецепторы — вряд ли.